Новость

Пт 28.10.2005

Газета "Заря Урала"

День памяти жертв политических репрессий

автор: palych

просмотров: 1701

комментариев: 1 ↓

Для печати

Один из эшелона

30 октября - День памяти жертв политических репрессий

Один из эшелона

После выхода в печати моей первой книги «За колючей проволокой Урала» я получила письмо из Оренбурга от Николая Максимовича Смолевского, младшего брата Марии Максимовны Анфаловой. В письме он писал:
«Спасибо за книгу. Она вернула меня на 70 лет назад, к тем временам, которые забываются с трудом, глубоко живут все эти годы в сердцах нашего поколения. Я опять вернулся к себе, пятилетнему ребенку, следовавшему в эшелоне, который увозил высланных из Рязанской, Тамбовской, Пензенской областей, Карелии, Мордовии. Эшелон прибыл в город Сатку, нас высадили на отведенный клочок земли, поселили в один соломенный барак на 400 человек, по 10 сантиметров на каждого...».
ВОСПОМИНАНИЯ об эшелоне высланных кулаков нарисовали в моем воображении образ стареющего мужчины, с болью переживающего свое прошлое. И каково же было мое удивление, когда я воочию увидела Николая Максимовича. Он позвонил неожиданно, представился:
– Я в Краснотурьинске, не могли бы мы с вами встретиться?
Он даст фору любому юноше. В костюме и при галстуке, энергичный, подтянутый, он совсем не выглядит на свои 78 лет. Мы говорим и говорим.
...Семья Смолевских была большой. Братья и сестры жили дружно. И вспоминая то одного, то другого, Николай Максимович представлял мне удивительных людей, корни которых уходят в Рязанскую землю, в центр России, к есенинской деревне. А поэтому разговор надо вести от Смолевских старших, двух братьев Максимов, и не двоюродных, а самых что ни на есть родных.
– Мой отец Максим Васильевич родился первым в 1892 году, - рассказывает Николай Максимович. - Но был он маленьким и слабым, надежды, что выживет - никакой. И когда родился второй сын у моих бабушки с дедушкой, то его тоже назвали Максимом. Так и жили в одном доме два брата - Максим-старший и Максим-младший. Обзавелись семьями, и все под одной крышей жили. Изба была тесной, крыта соломой, пол - глинобитный. Печь топили тоже соломой. Леса в нашем районе не было совсем. На ночь на пол бросали опять же солому, под голову - длинные подушки (на всю ребятню), и одно на всех семейное одеяло. Утром солому сворачивали в рулон и топили ею печь. Вот и все наше богатство было.
Мама его, Екатерина Кузьминична, 1894 года рождения, замуж вышла рано. А то ведь перестарком в деревне можно остаться, где женихи нарасхват. В шестнадцать лет Катя уже первую дочь родила.
Жили два Максима со своими семьями в селе Желобово тогда Московской, а теперь Рязанской области. Корову, лошадь имели, а как иначе семьи кормить? Кроме избы с соломенной крышей, было у братьев десять десятин купчей пахотной земли, а из всего сельхозинвентаря - только веялка. Работников никогда не держали, собственными силами управлялись.
В первую мировую войну старшего Максима, имевшего уже двоих детей, в армию призвали. Да на фронте ему долго быть не пришлось. К немцам в плен угодил, а там - на работу к хозяину.
– Фермер лично приезжал в лагерь для себя работников отбирать. Разглядел он в отце жилку крестьянскую, - рассказывает Николай Максимович, - а потому на него и указал. Трудился на немца отец до 1921 года. Здесь еще больше к порядку и немецкой педантичности приучился. Потом часто вспоминал распорядок, заведенный в немецком хозяйстве, где не только работа вовремя начиналась, но и к обеду строго в одно время собирали, о чем извещал колокол.
С этой страстью к работе и порядку в 21-м году (кто бы мог подумать?) в Желобово снова Максим вернулся. Да нелегко оказалось в родной деревне немецкие методы хозяйствования внедрять, нищета душила, да и с ней бы справились, когда б не продразверстка.
– Все, что трудом нажили, вырастили, все отдай сборщикам налогов, - горько восклицает Николай Максимович. - Лозунг такой был: «Село должно город накормить», а как деревне самой выживать? Нас в семье потом уже шестеро детей было. Всех накормить, одеть надо. Носили мы все домотканое, спали на дерюгах и ими укрывались.
Солома и дерюги - самые яркие впечатления раннего детства. А еще - антоновские яблоки, воспетые Буниным. Никаких заборов и ворот у их избы не было, только яблони росли вокруг. В сентябре 1931 года антоновка еще не поспела, сорт поздний, к холодам только набирали яблоки сок и до самой зимы хранили аромат осеннего солнца. Но не дождаться нынешней осенью ребятишкам Смолевских спелой антоновки. Впопыхах срывали зеленые яблоки, полное корыто с собой в эшелон потащили.
Помогали дети маме тащить корыто с яблоками, длинные семейные подушки, дерюги, сундук кованый и самовар с медалями, вот и все фамильные ценности.
ВАГОН БИТКОМ НАБИТ. Духота невыносимая. Грудных детей подносили к единственному окну - подышать. Ехали очень медленно. Вагон часто перецепляли, загоняли в тупик, где он стоял сутками. Потом ехали дальше. Так формировали ссыльный эшелон раскулаченных крестьян из Центрального района, Мордовии, Карелии и Твери.
Город Сатка Челябинской области, словно в насмешку, расположен на Южном Урале. Встретил он прибывший эшелон холодными дождями, промозглостью и сильным ветром.
– Нас перевезли на остров, расположенный между двумя рукавами реки Сатка. Удобно. Охранять не надо. Все равно никуда не убежишь. Сначала даже не было бараков, только комендатура. Как мы выжили? - спрашивает сам себя Николай Максимович. И тут же отвечает. - Так ведь выжили не все. В Сатке нас ждали наши отцы, привезенные сюда раньше. Холодная осень вынуждала брать в руки топор и пилу. Сначала построили один сплошной барак. Семьи разделялись занавесками. Жили в такой тесноте, что на каждого человека приходилось ровно десять сантиметров. Как? Не знаю, - горько констатирует мой собеседник. - Неудивительно, что начались тиф и скарлатина. По бараку пошел мор. За год умерли все дети до 5 лет.
ЧЕМ ЖИЛИ ЭТИ ЛЮДИ? Не как, а чем? Ведь каждому человеку необходимо черпать силы в любви, привязанности, семье, в строительстве своего дома, в обработке своей земли, в созидании будущего для своих детей. Их лишили всего. Им запретили любить и не позволяли ненавидеть. Женщины превращались в старух, не испытав счастья быть женой и матерью, хозяйкой и просто женщиной. Мужчины умирали от непосильного труда и безысходности, не имея возможности быть кормильцами и защитниками семьи.
Завод «Магнезит», на котором работали Максим и Екатерина Смолевские, отличался особо тяжелыми условиями труда. Магнезитовая пыль забивала легкие, те, кто здесь работал, долго не жили. А их, ссыльных крестьян, никто и не считал, никто и не жалел. Советская держава взяла курс на индустриализацию страны, вождь всех народов не сомневался в правильности выбранного пути. Впереди - строительство огромной системы ГУЛАГа.
– Отец проработал на заводе с 1931 по 1943 год. Потом тяжело заболел и умер, - продолжает Николай Максимович. - Но это была не единственная беда, постучавшая в наш дом.
Дом - это сказано громко. На самом деле был барак, только теперь разделенный для нескольких семей по 2,5 метра на каждую. Дерюжные занавески заменили дощатые перегородки. То, что творилось за ними в одном конце барака, все слышали в другом. Младшие дети по-прежнему спали на полу, а играли в общем коридоре.
Начальная школа находилась тут же, на острове, дети ссыльных учились обособленно от местных. Быть может, к лучшему. Души целее остались.
– А уж когда нас в общую среднюю школу перевели, там нам досталось, - с горечью говорит Николай Максимович. - Нас, детей врагов народа, люто ненавидели. Мы дрались. И даже иногда побеждали.
Их с детства принуждали выживать. Чем провинились их родители перед народом, они не понимали, но всем своим маленьким существом старались защитить себя, свое имя и честь.
ИХ НЕ ЖАЛЕЛ НИКТО. Девочек-девятиклассниц отправляли на подсочку деревьев. Младшая из детей Смолевских - Шура тоже работала на подсочке. Работе этой взрослые мужики не рады были, а потому и не стремился на лесной промысел местный люд. Другое дело, дети спецпереселенцев, им все равно не жить. Острым резцом, распарывающим кору деревьев, девчонки нередко резали руки, залечивали - сосновой смолой и горькими своими слезами. Гнус залеплял глаза и нос, лез в уши, кровяными укусами изводил девчонок!
– С началом войны весь наш класс ушел работать в столярную мастерскую, мальчики делали ящики под патроны, девочки - деревянные ложки для армии, потребность в которых была велика. Работали по 12 часов, недоедая, порой засыпая прямо у рабочих мест, обрезая себе пальцы на строгальных станках, плача от боли, но продолжая работать. Никто из них тогда не думал о том, что они дети врагов народа, униженных государством. Они старались только ради того, чтобы быстрее закончилась война. Они так старались во имя Победы!
Политические репрессии еще не раз пройдут режущей косой по семье Смолевских. Сестры Николая Максимовича выйдут замуж в Краснотурьинске, и он тоже здесь найдет свою судьбу.
– Эстонец Тойво Ыунап стал мужем нашей самой младшей сестры Шуры, - рассказывает Николай Максимович. - С началом Великой Отечественной войны в Прибалтике стали организовываться батальоны, так называемые «лесные братья», которые воевали и против Красной Армии, и против немцев, защищая свою собственную землю. «Лесные братья» запрещали местным жителям воевать на чьей-либо стороне. Вот и Тойво работал в школе учителем физкультуры, когда в его родной город Вильянди пришли немцы. Они вывели его на школьный двор и приказали играть в футбол с немецкими солдатами, при этом поставив условие, что если он у них выиграет, то они его расстреляют. Разве был у него выбор? Когда в Вильянди пришла Красная Армия, на Тойво донесли, что он играл в футбол с немцами. Так он оказался здесь, - в который раз вздыхает Николай Максимович. - Тойво Иоганович Ыунап строил в Краснотурьинске плотину и дома. А больше всего на свете любил спорт. С 1936 года и до самого ареста он был чемпионом Эстонии по пятиборью, его имя было занесено в «Книгу рекордов Гиннесса». Позже он работал преподавателем в Краснотурьинском техникуме, был директором детской спортивной школы.
НИКОЛАЙ МАКСИМОВИЧ вспоминает, что Тойво показывал им олимпийскую медаль, полученную им на одних из игр. Он был веселым и незлобным человеком, дружил с родственниками жены, хоть и плохо говорил по-русски, не пропускал ни одни спортивные соревнования, проходившие в городе.
– После смерти Шуры, - говорит Николай Максимович, - Тойво все же уехал в Эстонию. Нам к праздникам присылал открытки, иногда звонил. Но вот уже несколько лет от него нет вестей. Жив ли? Не знаю.
...После демобилизации из армии Николай Смолевский приехал в Краснотурьинск, сестра Маша забрала к себе после смерти отца осиротевшую мать и младшего брата. В Сатке Николая никто больше не ждал. Казалось, что навсегда он простился с этими местами, пропитанными солью слез и горечью потерь его семьи.
43 года отработал Николай Максимович на БАЗе. Его жена Надежда Владимировна трудилась на ТЭЦ. А потом судьба распорядилась так, что им пришлось уехать в Оренбуржье, ближе к Сатке. И эта земля вновь приняла их с детьми и внуками, словно воздавая за все, чего лишила раньше.

Наталья ПАЭГЛЕ.





← Назад  ↑ Вверх  ↓ Вниз  § На главную 

Комментарии:

  • Александр : Уважаемая Наталья, с удовольствием прочитал Вашу статью о Николае Максимовиче Смолевском. Я знал его семью и у Тойво Ыунапа я занимался в спортивной секции, но о том что его семья была реприсированна узнал только из Вашей статьи. Спасибо Вам.

    С дочерью Николая Максимовича я учился в одном классе.Если Вы смогли узнать (E-Mail) адрес его или его дочери я был бы очень благодарен. С уважением Александр.

    Вт 01.11.2005 21:01    |    IP-адрес записан

Добавить свой комментарий
   
Поля помеченные знаком * обязательны для заполнения.
Комментарии к новостям на данной странице отражают исключительно мнения их авторов или пользователей, их опубликовавших. Администрация сайта оставляет за собой право удалять или корректировать комментарии по своему усмотрению.
 
 Популярные новости
 Последние комментарии
При любом использовании материалов сайта, гиперссылка (hyperlink) на Краснотурьинск.ру обязательна.
© 2002-2024  Краснотурьинск.ру